В защиту элитаризма

В защиту элитаризма — сэр Роджер Скрутон

Важная статья моего любимого философа.

Благодарю за тёплое приветственное слово.

Вы, американцы, всегда восхваляете людей до небес, что очень смущает, если ты и есть тот самый восхваляемый человек. Мы в Британии верим в элиты, но делаем вид, что их не существует. И поэтому мы произносим очень, очень скромные вступительные речи перед выступлениями людей, обычно упоминая их недостатки, чтобы вы в случае чего не были расстроены тем, как они себя показывают. Я не буду рассказывать о моих ошибках и недостатках, вы сами сможете их увидеть, когда я буду рассказывать.

Есть такое знаменитое выражение, «тирания большинства», которое было введено в политических дискурс двумя людьми, жившими почти в одно и то же время в XIX веке. Первым был Алексис де Токвиль, знаменитый французский автор, который написал «Демократию в Америке» после путешествия по этой стране. В ходе своего путешествия он пытался понять, как люди могут жить без аристократии. Он, будучи аристократом, поразился их достижениям. И хотя он думал, что жизненный уклад человечества может сместиться в демократическом направлении, он увидел постоянную опасность, которую он и описал этим выражением – «тирания большинства» – то есть опасность, что каждое общественно значимое решение будет принято большинством и для большинства и игнорировать как права меньшинств, так и право быть несогласным. Он открыл для себя, что в Америке не возникло этой тирании большинства, и тогда задал себе вопрос — почему?

Вторым был Джон Стюарт Милль, знаменитый английский политический философ, выпустивший аналогичное предупреждение. Он беспокоился, что в условиях реальной демократии (которая тогда начала появляться в Англии и уже появилась в Америке) индивиды, меньшинства и отдельные социальные группы могут оказаться беззащитными перед решением большинства. Как мы знаем, у большинства больше возможностей, чем у меньшинств. Если они имеют возможность воплощать свои взгляды на практике, что случится тогда с меньшинствами? Что случится с теми людьми, кто посмеет не согласиться?

И Токвиль и Милль считали, что истинный порядок в политике может существовать только если существует свободная дискуссия на тему повестки дня. Чтобы свободная дискуссия существовала, необходима возможность быть несогласным. Но люди на самом деле не любят несогласие с ними. Как же создать возможность быть несогласным? Как сделать так, чтобы большинство принимало тот факт, что существуют люди, которые не являются его частью?

И было понимание, по крайней мере в Америке, что существует потребность в конституции, которая как бы стоит выше популярных настроений и к тому же даёт им ограничения. Тому много причин, но одна из них особенная — то, что я называю «либеральной фантазией»: фантазия, что народ изначально добр, а власть имущие и привилегированные — нет. И таким образом мы не должны иметь таких столь властных вещей, как конституции или власть закона; людей, которые вершат суд или людей, которые стоят над большинством и говорят ему, что делать. И это потому, что народ, будучи изначально добрым, всегда поступает правильно, по крайней мере, пока вы ему это позволяете.

Сейчас большая часть из вас молоды и у вас ещё нет опыта столкновения со злобностью других людей или же друг друга. Но есть множество возможностей получить этот опыт и, несомненно, вы его со временем получите. Хотя некоторые методы и цели отвратительны, другие необходимы, чтобы люди были добры. К слову, я думаю, что это часть образования – мы надеемся, что вы, молодые люди, выйдете отсюда в некотором роде более совершенными – не просто имея больше знаний, но имея возможно больше способностей сотрудничать с другими, оставить ваш след в обществе, быть человеком, которому не нужно бить кого-то в лицо, чтобы проложить свой путь.

Итак, люди, в целом, нуждаются в управлении. И я считаю, что вся политическая философия должна, в конце концов, задуматься о том из-за чего именно в человеческой природе возникает потребность в управлении. Существуют отдельные аспекты человеческой природы, о которых люди не хотят думать. Вы все не хотите думать о тех своих чертах, что неприемлемы для вас и других людей. Но существуют и общечеловеческие черты, о которых трудно думать.

Прежде всего это – зависть и ресентимент. Люди чувствуют ресентимент в отношении благ, статуса, талантов других людей и это нормально. Ницше, немецкий философ XIX века, с которым, я уверен, вы сталкивались, считал, что ресентимент – он использовал французское слово по своим личным причинам – это изначальная позиция человеческих сообществ. В конце концов, именно ресентимент делает мир изменяющимся и именно поэтому мир так ужасен. И Ницше не принадлежал миру в действительности. Он был довольно замкнутый парень. Ницше защищал куда более индивидуалистский подход к жизни, чем тот, на который способны большинство из вас. Оставив в стороне его «позитивную философию», я могу сказать, что большинство людей признается, что они рассчитывают на что-то большее. Конечно, люди завидуют друг другу и одна из самых возмутительных вещей – это когда другому человеку лучше, чем нам. И этот ресентимент будет существовать всегда, особенно если мы конкурируем за то, чего действительно хотим. Мы конкурируем за работу, любимых людей, социальное положение или статус и мы видим, как другие люди получают то, что хотели мы. И мы не можем контролировать то, что мы чувствуем.

Есть и другая часть человеческой природы, которая требует контроля. Она была более интересна Джону Стюарту Миллю и это – стремление к единомыслию. Милль считал, что единомыслие, а не свобода мнений – это изначальная позиция человеческого общества. Он считал, что ортодоксальные мнения преобладают и что мы находим в них защиту и укрытие. Мы знаем, что если мы будем повторять то, что говорят все остальные, независимо от того, до конца ли мы в этом уверены, мы в безопасности, мы не будем подвергаться нападкам. И необходима смелость, чтобы выделиться из массы и сказать то, что обычно не одобряется.

Другая особенность человеческой природы, которую подчёркивал французский философ, критик и антрополог Рене Жирар, это необходимость поиска козла отпущения, преследования еретика. Если общество находится в трудном положении, люди ссорятся друг с другом, они не могут решить какую-то насущную проблему или же им что-то угрожает, это помогает найти «виновного» человека. Неважно, что он не виноват – главное, что мы выбрали его и мы его преследуем, мы все объединены против него и это замечательно для нас. Мы все чувствуем, что мы нашли источник проблемы и боремся с ним.

Это, разумеется, то, что делал Гитлер с евреями в межвоенный период в Германии, он сказал: «Не беспокойтесь. Причина того, что наше общество в полном хаосе не во мне, наоборот, это потому, что евреи объединились против нас, сговорились, подрывая порядок в рядах нашего арийского большинства. Следовательно мы должны их преследовать и побороть». Я думаю, если вы оглянетесь назад, то увидите, что поиск козла отпущения – одна из самых заметных черт человеческого общества.

И все эти три особенности человеческой природы указывают на то, что для человеческих сообществ простить кого-либо так же трудно, как и для отдельного человека. Трудно простить человека за то, что он лучше тебя, трудно простить человека за то, что он выступает со своим мнением против всех, трудно простить человека просто за то, что он еретик. И покаяние – редкая вещь. Люди редко признают свои ошибки, и ещё реже они занимаются деятельным раскаянием чтобы искупить эти ошибки или возместить ущерб. И я думаю, что вы все знаете это по собственной жизни. И мы также знаем, отчасти благодаря нашему иудейско-христианскому наследию – что прощение является одной из основ нашего социального устройства.. Люди могут жить в мире друг с другом в одном обществе только потому что они готовы прощать ошибки других и признаваться в своих ошибках.

Теперь, в свете всех этих фактов, вы можете видеть, почему опасно быть – или же стремиться быть – членом элиты. И в Америке вполне нормально извиняться за это. Извинения это прекрасная вещь, но они могут дойти слишком далеко. Вы все привыкли к американскому обычаю извиняться, если вы сталкиваетесь с кем-то на улице, вы без учёта оснований берёте на себя вину за всё, что идёт не так, чтобы к вам изначально относились мирно. Извинения в Америке это способ мирного бегства от отвратительных сторон человеческого общества. Всякий раз, когда эти стороны становятся к вам ближе, вы говорите «Извините, извините» и уходите. Я не говорю, что это плохая вещь, но это не решает всех проблем.

Последствия этих особенностей человеческой природы порождают, прежде всего, что-то типа постоянного ропота с требованиями равенства, это очевидно, особенно в этом обществе. В каждой сфере жизни сегодня есть желание уравнения. Люди не любят иерархии и привилегии, и это естественная их склонность говорить, что кто-то не заслуживает привилегий. Когда кто-либо претендует на какую-то позицию высоко в иерархии, сразу появляются вопросы: «Кто он? Что он возомнил о себе? И по какому праву он претендует на господство надо мной?». И иерархические организации, такие как Католическая Церковь, часто подвергаются критике как анахроничные. Люди говорят: «Это было хорошо в Средние века, но это не нужно сейчас, так как несовместимо с теми изменениями, что произошли в обществе за всё это время». И Католическая Церковь, как вы знаете, страдает от этой критики – поскольку люди не могут принять концепцию, что есть безусловный авторитет, воплощёный в лице Папы, который передаётся по иерархии через все епархии и так далее и которому подчинён простой верующий. В качестве противовеса этой идее существуют евангелические церкви, строящиеся снизу вверх и верящие, что дары Святого Духа доступны всем одинаково.

Теперь вернёмся к тому, что богатство, привилегии, культурный уровень и интеллект являются объектами ресентимента в нашем обществе. Это вызвано тем, что крайне трудно радоваться тем благам, которые вам не принадлежат. Радость тому, что кому-то другому повезло – это крайне редкое чувство. Оно включает в себя и прощение – вы должны простить кого-то за то, что он лучше вас, за то, что ему досталась девушка, о которой вы мечтали. И, как я уже говорил, прощают люди редко. И всё же это одна из традиционных ценностей американского народа – радоваться чужим успехам. И я думаю, что это один из тех моментов, что делают это общество таким многообещающим. В Европе люди крайне редко радуются успехам, если они не их собственные. И даже тогда, первое, что они делают – это скрывают эти успехи, чтобы никто больше о них не узнал. Здесь же, если вы успешны, вы выходите и говорите «Да, я сделал это!» И другие люди, у которых не получилось, похлопают вас по спине и скажут, как это хорошо и как они рады за вас. Эта ситуация сложилась отчасти потому, что люди признают, что в этом обществе есть возможности и для них. Вид чужих достижений их радует, так как они видят, что сами могут со временем достичь того же.

Поскольку существует ресентимент и поскольку способность прощать встречается редко, существуют стремления «поставить на место» сильных, способных и влиятельных и сделать различия, ведущие к неравенству между людьми либо несуществующими, либо бесполезными. Правда, не в каждой сфере – и я думаю, этот момент крайне интересен. В спорте, например, таланты всё ещё повсеместно признаются и восхваляются. Мы не чувствуем себя обойденными при виде спортивного успеха другого человека. У меня никогда не было шансов на успех в американском футболе или любом другом таком спортивном состязании, так что я не беспокоюсь из-за этого. Я построил свою жизнь так, что я просто не конкурирую в этой сфере. Но всё же это очень интересный вопрос – почему люди вообще не особенно обеспокоены неравенством в спорте? Одно из предположений – что если бы не было бы успешных спортсменов, не было бы самого понятия спорта, и как можно было бы играть в игру без желания в ней преуспеть? Соревновательность – это часть самой сути спорта. Но люди не считают, что соревновательность является частью сути других важных для нас сфер жизни.

Так что есть оборотная сторона всего этого. Немецкий социолог Макс Вебер, как известно, утверждал, что в каждом человеческом сообществе есть желание должников объединиться и лишить прав кредиторов. И мы видим, что это работает и в политике – большинство проголосует за то, чтобы лишить успешных части их имущества, потому что оно считает, что богатство принадлежит по праву вовсе не тем, кто его имеет. Скорее, с их точки зрения, это общественное достояние и оно должно распределяться более честно. И государство может это сделать. Мы можем обложить налогами богатых и распределить полученные деньги среди всех остальных.

Многие политические философы оправдывают это – хотя и не в таких прямых выражениях, которые использую я или использовал Вебер. Вебер просто сказал правду. Политическая философия – это прекрасный гобелен из лжи, призванный скрыть подобную правду. Впрочем, Джон Ролз в его знаменитой книге о справедливости в принципе рассуждает похожим образом: богатство – это общественное достояние и оно не находится в руках у истинных владельцев, если не распределяется. Более того, оно должно быть распределено в соответствии с планом, который учитывает социальные потребности всех людей, и, разумеется, должен проводиться в жизнь государством. Из-за чувства, что всевозможные блага действительно принадлежат обществу, большинство людей голосует не только за перераспределение экономических благ, но и за устранение той угрозы, которая представлена всеобщим образованием.

Произошёл переход к обучению, которое не позволяет студентам отставать или опережать – теперь каждый получает «5», каждый оканчивает университет с отличием. И это приводит к девальвации дипломов до такой степени, что уже нет смысла иметь диплом в любом случае. Это создаёт угрозу для образования, ради получения которого вы стараетесь. Я знаю, что вы стараетесь, иначе бы вы не пришли сюда сегодня. Вы стараетесь не для того, чтобы получить бесполезный документ, но чтобы получить то, что покажет ваши реальные достижения, что ваш труд не был бессмысленным.

Опять же, большинству трудно отличить подлинную культуру, которая явлется уделом меньшинства, от фальшивой культуры, которая доступна всем. Этот факт очень беспокоит, например, защитников классической музыки, поскольку они знают, что классическая музыкальная традиция содержит в себе ценные достижения, знания и ценный мир чувств. Всё это требует некоторых усилий для понимания. Многие люди говорят – «зачем нам этим заниматься? Пусть у нас будет только Леди Гага». Ничего не хочу сказать о Леди Гага, но, поверьте мне, это усилие для понимания классики стоит сделать. Пока вы этого не сделаете, вы поймёте, зачем оно нужно. В человеческой жизни есть много вещей, ценность которых вы не понимаете, пока не познакомитесь с ними. Но чтобы познакомиться с ними, вы должны быть убеждены в их ценности. Это своего рода парадокс.

Как результат всего этого, люди начинают подозрительно относиться к самой идее справедливой оценки других людей, считая, что быть оценивающим – это неправильно. И те, кто судят людей, делят их на лучших и худших, становятся своего рода изгоями в нашем обществе.

У описанной ситуации есть последствия. Была одна успешная попытка захватить и перераспределить достояние успешных людей. Но проблема в том, что жизнь наказала тех, кто это сделал – этого достояния просто не стало. Это именно то, что мы видели в коммунистических странах Европы: конфискация всех прибылей всех предприятий вела к исчезновению этих прибылей и следовательно, уже нечего было перераспределять и общество становилось всё беднее и беднее. Но большинство требует всё больше, следовательно, правительство вынуждено брать взаймы у будущего. У людей должно быть то, к чему они привыкли – не только возможности, но и те блага, что правительство обещало им, даже если экономических возможностей для поддержания обеспечения этих благ всё меньше и меньше.

Мы видели это и здесь в обществах западного мира – мы тоже брали взаймы у будущего и многие люди крайне обеспокоены этим. Что случится, если кредиторы скажут «Пора платить по счетам?» Мы видели, что недавно случилось с Грецией и Португалией. Грецию, конечно, спасли усилиями Евросоюза, но только переложив проблему на плечи остальных членов ЕС. Проблема как таковая не ушла. Таким образом, мы видим растущую задолженность и приближающийся финансовый кризис и многие люди чувствуют, что приближается день расплаты. И мы не знаем, каким он будет.

Другим последствием является разрушение высокой культуры – той культуры, которая должна прививаться в университетах. Мало кто критически осмысляет свои мотивы. Аппетиты людей превосходят их саморефлексию. И люди ищут рядом человека, которого можно обвинить во всём. И это ведёт к враждебности ко всем отличиям между людьми и к росту культуры посредственности. «Мне хорошо быть таким, каким я есть и я не волнуюсь, что ты думаешь, что ты лучше меня. Я просто счастлив тем, что я есть».

У этого есть и обратная сторона. Мы можем преодолеть таким образом проблемы. Мы все знаем, что если мы склоним голову, люди оставят нас в покое. По крайней мере, это временное решение проблемы. Я, к сожалению, никогда в своей жизни головы не склонял, так что это пожалуй самая пострадавшая от ушибов часть моего тела. Но всё же я здесь и я сражаюсь. И теперь, когда мне за семьдесят, меня уже не так сильно волнует, что происходит со мной.

Однко, довольно важно, что мы принимаем необходимость защищать меньшинства, даже образованные меньшинства. И мы признаём в глубине души, особенно если мы имеем детей, что мы желаем возможностей не только для себя, но и для них. И таким образом, мы всё-таки нуждаемся в культуре, в которой успех и неудача оцениваются по-разному. Мы можем не знать, чем будут заниматься наши дети, но мы знаем разницу между успехом и неудачей и не желаем им неудач. Таким образом, люди всё же не полностью привержены посредственности. Я думаю, что все родители хотят высоких стандартов в образовании. И все люди, которые жертвуют многим ради получения образования, признают, что должны быть образовательные стандарты. Иначе зачем ещё им это делать?

Более того, родительство соревновательно по своей сути. Соревновательность лежит в природе размножения. Размножение ещё не осталось в прошлом, я уверен, вы понимаете это, так как находитесь здесь, в этой комнате. Я знаю, что это непопулярно сегодня и число рождённых детей уменьшается, но всё же, люди рассматривают размножение, даже если как нечто нежеланно-побочное, но всё как что-то, что происходит и в порядке вещей. И следовательно, появляются дети и мы хотим, чтобы они преуспели. Соревновательность лежит в основе этого процесса. Каждый здесь, кто имеет детей, знает это. Вы в ответе за их жизнь, вы их защищаете, вы должны быть уверены, что всё с ними в порядке. И это именно соревновательный момент, потому что мир суров. Реальные эгалитаристы, люди, которые верят в равенство во всём, как правило бездетны – или же, как наши политики, тайно обеспечивают преимущества для своих детей, навязывая посредственность всем остальным.

Итак, я предлагаю несколько способов защиты от посредственности. Как я уже сказал, меньшинства имеют права и одно из них – право свободных ассоциаций. Право ассоциаций служит для защиты их достояния. Мы имеем право создавать собственные школы и колледжи. В культуре большинства они под угрозой, в моей стране, в Британии, они под угрозой. С лейбористским правительством может быть, существование частных школ станет невозможным вообще. Но пока мы полагаемся на право свободных ассоциаций, люди могут собираться вместе и спасаться. И вот как это возможно должно быть.

Вообще урок XX века говорит нам, что всему прекрасному было суждено быть принесённым в жертву. Если вы оглянётесь на Европу в XX веке, если вы оглянетесь на одну из самых прекрасных когда-либо существовавших культур, вы увидите, что всё прекрасное в ней было принесено в жертву. Не только люди, но и города, общественные институты, прекрасные системы права, что мы унаследовали, всё было принесено в жертву везде, за исключением Британии и даже там всё это было непоправимо повреждено. И я думаю, что люди должны это признать – всему прекрасному суждено стать жертвой.

Но мы должны, несмотря на это, продолжать делать своё дело и в некоторой степени мы можем его сделать. Мы должны создать конституции, которые содержат в себе что-то вроде старой идеи наследования – конституции, которые будут препятствовать большинству устанавливать тиранию над меньшинствами, которые хотят самосовершенствоваться. Тут нам нужен политический дискурс, который будет скрывать это от большинства. Это сложно, придётся немного солгать. Вы должны говорить: «Конечно, в нашем обществе мы всеми силами стремимся к равенству». Американцы всегда так говорят, хотя имеют конституцию, которая тщательно продумана, чтобы не допустить того, чтобы это утверждение оказалось полной правдой. Американская конституция была создана, чтобы защищать меньшинства, защищать возможности людей становиться лучше других людей и отвечать стандартам более строгим, чем средний представитель большинства.

И это пожалуй самая сложная задача, но я думаю, что молодые люди займутся этим. Они инстинктивно хотят рассматривать свою деятельность как достижения, получение превосходства. Но в то же время вы должны практиковать искусство сокрытия. Есть прекрасное арабское слово, описывающее это – такийя. Оно было придумано мыслителями-шиитами в Средние века в Иране, когда они жили под османским суннитским правлением и некоторые формы религии были запрещены. И слово «такийя» происходит от слова, обозначающего святость. Они говорили: «Вы должны быть такими – сталкиваясь с другими людьми, вы должны говорить, что вы верите также, как они верят, что вы живёте также, как они живут. Но внутри, страдающая, но не раскрывающаяся, живёт душа, которая знает правду».

Конечно, это во многом преувеличение по отношению к таким людям, как я, но я всё же должен иногда прилагать усилие, чтобы скрываться время от времени. Теперь я могу без труда скрывать свои взгляды, если я считаю, что я опасной ситуации. Я могу стать сакральной жертвой, козлом отпущения.

И всё это – проблема, которая нас беспокоит. Совет, который вы даёте с высоты своего авторитета, не должен быть дан открыто. И вы должны скрывать ваши отличия от других людей во многих аспектах в современной жизни. Вам не обязательно говорить, что вы менее невежественны, чем ваш сосед. Не признавайтесь, что вы более культурны и не критикуйте его за недостаток культуры. Радостно соглашайтесь, что вы такой же идиот, как и он.

Один из моих старых студентов из Принстона приезжал ко мне на один день. Он работает в крупной финансовой организации в Лондоне и я сказал ему «Ну, это отлично, что ты там. Это потрясающе. Это стоило всех тех усилий, которые Вы приложили, изучая древние языки, труды Гёте на немецком и всю эту философию, которой я Вас учил». И он сказал «Да, но куда более полезным было умение говорить о футболе, потому что это единственное, о чём они говорят в офисе. Один раз я сделал замечание о Гёте и очень быстро мне стало ясно, что моя карьера находится на грани провала». Я ответил: «Да, конечно, но разве я не предупреждал об этом?» Он ответил: «Да, извините, я забыл об этом».

Вы должны скромно признавать правоту другого лишь только потому, что он принадлежит к большинству, чтобы определить будущее общества, которое включает вас. Вы не должны выдавать того, что у вас есть тайное желание установить другой тип культуры. Что это за культура? Об этом – мои заключительные слова.

Я думаю, что мы хотим установить, особенно в университетах, культуру, основанную на знании и на различении между реальным знанием и всего лишь мнением. Очевидно, что вам лично очень трудно отличить среди ваших суждений те, которые основаны на настоящем знании, от тех, которые не являются таковыми, потому что они все одинаковы с вашей точки зрения. Но в контексте открытых дебатов в университете вы поймёте, что ваши разные суждения имеют разный вес. Некоторые из них хрупки и ничего не значат. Они никак не влияют на баланс в дискуссии. Но некоторые ваши суждения, когда вы их используете правильно, заставляют других принять ваши убеждения, потому что они основаны не только на вашем мнении, но ещё и на чём-то ещё.

И это знание должно выносить решения и устанавливать стандарты. Оно должно отличать правду от лжи, хорошее от плохого, достойное от недостойного и так далее.

Я считаю, что в этой культуре должны уважаться традиционные институты, наследие и устойчивые традиции. Это довольно сложная вещь, которую люди моего поколения могут донести людям вашего поколения. Конечно, традиционные институты, которые достались мне в наследство, страшно изменились за те пятьдесят лет, что я их осознавал. Они не все были ценны, разумеется, многие из них были изменены или уничтожены справедливо, но всё же я верю в их осмысленность их основного наследия, благодаря которому я стою здесь сейчас перед вами и высказываю свои мысли. И я хочу передать это наследие следующим поколениям. И я думаю, что это возможно, только если мы будем уважать идею, которая уже есть в передаче этих институтов.

Она уже в основе этого процесса наследования, потому что всё это было завещано нам теми, кто жертвовал многим ради всего этого. Я думаю, мы должны научиться чтить эти жертвы и внести свой вклад в сохранение этих традиций и институтов в свою очередь. Это не значит, что мы должны принять их как есть. Напротив, мы должны вносить в них свой живой вклад и они должны быть изменены во многих отношениях.

Но я думаю, что мы должны поддерживать коллективную память о том, кто мы такие как народ. Это не сводится к тому, чего желает большинство в данный момент времени. В Америке ярко видно, что демографический портрет страны сильно изменяется от поколения к поколению, но всё же есть чувство, что люди принадлежат друг другу и разделяют между собой что-то, что унаследовали. Мы хотели бы модифицировать это наследие, но без него мы не смогли бы мирно собраться в одном месте. И я считаю, что для этого нужна активная работа нашей памяти, в ходе которой мы будем сталкиваться с плохими вещами, которые случались, чтобы спасти от подобных вещей те хорошие вещи, которые мы хотим увековечить. Я думаю, что эта коллективная память должна быть открыта в свою очередь для идеи личных достижений, для тех стремлений и идеалов, которые всё ещё могут существовать в изменившихся условиях современного образования.